Начало года выдалось снежным и морозным. Весь январь мы с Семенычем провели в готовности выбраться на охоту, но видно — не судьба. Снежные заносы и морозы за минус 20 перечеркнули все наши планы. Тем нетерпеливее мы ждали весну — открытие на утиную охоту.
Первая половина марта выдалась прохладной, но сухой. В низинах кое-где еще лежал талый снег, но грунтовки просохли. Поэтому в придонье мы проехали без труда. Здесь располагались заброшенные обмелевшие пруды, где раньше разводили рыбу, а теперь густо заросшие камышом, — чаканы.
Приятеля, напросившегося понаблюдать за охотой, а заодно и согласившегося порулить, мы оставили с машиной на взгорке перед чаканом. Через заброшенный пруд протекал широкий ручей, промывший снежно-ледяной покров, просматривающийся сквозь густой камыш.
Мы решили отстоять вечернюю зорьку на противоположном берегу этой протоки. Для этого предстояло сделать крюк метров в 500 через заросли, чтоб оказаться в камыше у воды.
Снежно-ледяной наст проваливался под ногами. На каждом шагу мы проваливались по колено в воду. Шли осторожно, стараясь не порезать бахилы и не потерять равновесия. Не приведи Бог, падая ухватиться голой рукой за камыш, руку порежешь до кости.
Ну, вот — примеченный нами небольшой затончик-заливчик. Встали на приглянувшиеся места и вовремя — зашумели, засвистели крылья: утка шла на воду. Высокий камыш с одной стороны хорошо скрывал нас, но в то же время скрадывал обзор. Для стрельбы выдавалось лишь мгновение, так как утка шла низко — тут уж не прицелишься.
Мы с Семенычем дружно палили из всех наших четырех стволов. В выдавшуюся паузу осмотрели затончик перед собой: ничего! Вернее никого. Ладно я мог в спешке мазать, но приятель то мой — профи.
- Вечером шулюм варить будем из гильз, — как-то нервно рассмеялся Семеныч.
- Да, как-то неприлично мы сегодня мажем, — откликнулся я, ощупывая патронташ. — Но еще несколько зарядов есть. А у тебя?
Как бы в ответ раздался выстрел — взмывшая рядом из камышей крупная утка с острым хвостом — шилохвост, неловко кувыркнулась в воздухе и со шлепком упала в протоку. Семеныч остался верен себе — не промазал. Я тоже вскинул ружье, сопровождая чирка.
- Не стреляй! Далеко, — успел крикнуть напарник.
Но я уже потянул курок.
- Ну ты даешь, — уважительно протянул Семеныч, когда сбитая утка упала метрах в восьмидесяти на взгорке рядом с нашей машиной. Я польщенно улыбнулся: вот именно за такую меткость и люблю свой шестнадцати-калиберный «ИЖ».
Из «Нивы» за уткой вышел наш приятель. Подобрал ее и замахал нам рукой:
- Заканчивайте. Надо еще уток собрать.
- Каких еще таких уток? — откликнулся Семеныч.
- Да вон вы их сколько настреляли. За камышом рядом с вами плавают.
Недоуменно переглянувшись, мы с Семенычем протиснулись с десяток метров через камыш и обнаружили свои трофеи. А ведь даже и не догадывались, что сбитые утки по инерции пролетали чуть дальше и сваливались тут же рядом — за камышом.
Стемнело. Мы остановились переночевать у знакомых. Утром, обжигаясь только-только вынутым из русской печки шулюмом из уток, мы с Семенычем балагурили: «Это вам не шулюм из гильз. Очень вкусно!»