На весенней охоте
— Машину оставим здесь, потом вернемся, — наставлял меня мой старший товарищ Семеныч, когда мы оба споро раскладывали свои ружья. — Сейчас пройдем по старому саду и выйдем к пруду. Смотри под ноги, в траве много канав: накопали строители, когда тянули трубы для орошения.
Мой напарник хорошо знал эти места, он родился и вырос здесь. Еще в юности подарил отец Семенычу одностволку. С тех пор он и отсчитывает свой охотничий стаж. За сорок лет мой товарищ исходил родные места вдоль и поперек.
В этот теплый сентябрьский день, оставив позади почти триста километров, мы приехали поохотиться на уток. Я не стал спорить со своим напарником, когда он решил начать охоту на пернатую дичь с прочесывания редкого заброшенного сада, а не в засидке у какого-нибудь пруда или протоки. Конечно же Семеныч лучше знал места обитания и повадки местной дичи — в данном случае уток.
— Здесь кряквы любят кормиться, — все-таки распознал мое недоумение напарник и решил объяснить свое решение. — Потом летят водички попить на пруд, он в километре отсюда. Затем снова — в эти места.
Разойдясь метров на тридцать, мы шли по высокой траве между редкими корявыми деревьями. С характерным шумом слева-сбоку взлетела утка. Вскинув ружье, я начал стволами сопровождать ее невысокий полет, безуспешно отыскивая взглядом своего напарника. Не увидев Семеныча, опустил ружье.
— Что не стрелял то? — неожиданно из-за спины раздался голос моего товарища.
— Ты же должен быть слева?- вопросом же ответил я.
— Впереди глубокая канава, вот и свернул к тебе. Что не стрелял то? — повторил он мне свой вопрос.
— Утка низко летела, а тебя я не видел. Вдруг ты на линии огня? Это главное. А во вторых, это утка была, а не селезень.
— Правильно, — как-то довольно крякнул мой товарищ. Будучи старше меня не только по охотничьему стажу, но и по возрасту, он позволял себе порой небольшие поучения и нравоучения. Но в этот раз мое поведение для него было безукоризненным.
— Я тоже всегда только селезней стреляю. Когда утки парой летят, то — только во вторую птицу, — прокомментировал ситуацию Сменыч. — Ты пройдись до дамбы, тут чуток осталось, а я машину подгоню.
Сад вскоре закончился. Метрах в ста передо мной возвышалась земляная насыпь. Перед ней росли две невысокие полянки камыша: одна — прямо, другая метрах в тридцати — справа от меня. Прочесав один островок камыша, я уже обирался подняться на дамбу, когда за спиной услышал странный шорох. Обернулся. Метрах в пятнадцати от меня из одной заросли камыша в другую, через которую я только что прошел, перелетал селезень. Летел он невысоко — на уровне пояса. Птица, услышав шаги, не стала взмывать, подставившись под выстрел, а явно стремилась схорониться от охотника: ведь кто опять пойдет в только что проверенный камыш.
Мартовский селезень
Промахнуться было нереально. Пропустив голову сбитой птицы в петлю моего импровизированного янгдташа (я всегда к патронташу с правой стороны подвязываю шнурок с петлей внизу), на всякий случай прочесал и вторую заросль тростника. Дичи больше не было.
На верху дамбы я дождался Семеныча.
— Слышал, слышал выстрел, и стрелял ты всего раз, — сказал товарищ, заглушив двигатель машины и направляясь ко мне.
Не заметить свисавшую у меня с патронташа крякву Семеныч не мог. Пощупав птицу он одобрил: «Добрый селезень, упитанный». «И хитрый» — мысленно добавил я.
